Evacuation to tashkent
By David Shenker
|
|
Evacuation to tashkent
|
Мое счастливое детство пионера CCCР протекало трафаретно и безоблачно. Я жил в самой прекрасной в мире стране и о нас заботился любимый вождь, он же, отец всех детей, следовательно, и мой тоже.
Но, однажды мой «хрустальный замок» рухнул… |
Мы жили в Одессе, в богатой квартире – аж две комнаты! Здесь она называлась бы one bedroom. В бедруме спали мы, трое детей. В столовой (она же и кухня) жили родители. Была еще малюсенькая комната, складская для вещей. В этой комнатке - чулане мой отец нередко закрывался с мужчинами, и они всегда жарко спорили, а однажды я оказался там наедине с папой при
|
закрытых дверях. Он был очень серьезен. «Кто такой Сталин? ‒ неожиданно, спросил он меня». Если бы в школе были такие простые вопросы, я был бы отличником не занимаясь. Я отчеканил то, с чего я начал эту заметку: любимый вождь, отец…
‒ «Ты так думаешь?» ‒ огорошил меня папа. Он рассказал мне историю большевистского переворота, показал письмо Ленина с рекомендацией отстранить Сталина от власти. Это происходила в 37 или 38 году, и мне было 7-8 лет. В годы сталинских репрессий люди не беседовали о политике, тем более, с детьми. Более того, родители засыпали с тревогой, опасаясь проговориться во сне, ибо дети могли доложить своим пионервожатым (синдром «Павлика Морозова»). Причину отцовского откровения я узнал от своей старшей сестры Сони - праведницы (так ее звали в кругу близких) годы спустя. Отцу, пылкому сионисту, нашептали о предстоящем аресте. Зная, что мы можем расстаться навсегда, он предпринял отчаянную попытку отвратить
|
мою душу от коммунистического бреда. Действительно, вскоре после этого, нагрянули «мальчики в кожаных куртках» (ЧК).
Для начала чекисты потребовали «вернуть» награбленное золото, (согласно указу о «добровольной», сдаче драгоценностей государству). Надо сказать, что даже в голодающей еврейской семье России хранились золотые монеты на случай беды, которая преданно следовала за евреями, как тень. Буквально до прихода чекистов папа успел вытащить спрятанные в стене золотые монеты, чтобы унести их из дома.
Для начала чекисты потребовали «вернуть» награбленное золото, (согласно указу о «добровольной», сдаче драгоценностей государству). Надо сказать, что даже в голодающей еврейской семье России хранились золотые монеты на случай беды, которая преданно следовала за евреями, как тень. Буквально до прихода чекистов папа успел вытащить спрятанные в стене золотые монеты, чтобы унести их из дома.
Давид и сестра Соня
|
В безысходной ситуации с чекистами он совершил невероятный поступок: попросив собрать всю семью (моя сестра успела вытолкнуть меня из дома), он торжественно заявил: ‒ «Если вы найдете золото, я прошу расстрелять меня на глазах моей семьи». Он стоял перед изрытой стеной от тайника с золотом, которое в данный момент покоилось в его оттопыренных карманах и смотрел чекистам прямо в лицо. «Гости» удивленно переглянулись и молча вышли, позабыв о главной цели своего визита ‒ аресте.
|
Беседа с отцом стрелой пронзила мою плоть, и я стал искать в себе, школе и учителях какую-то неведомую тайну, иную жизненную реальность. Однажды, учительница велела достать какой-то учебник. ‒ «Откройте на странице такой-то…Обведите рамочкой имена…». Помню, что среди них были Постышев, Кассиор и другие известные вожди Украины. «Зачеркните эти имена», ‒ сказала она, ‒ это враги народа; их расстреляли как бешеных псов». Я сделал, как велела учительница... не поднимая головы, как будто совершая нечто гадкое.
Папа не возвращался к нашей беседе, что придавало особую святость этой тайне. Пройдут году, и я уже сам разберусь в кровавой истории большевизма, но урок папы стал частью моей подсознательной жизни, как дыхание и кровообращение. В частности, я отвергал вероятность стать членом комсомола. Всякий раз, когда мне, студенту - медику, напоминали об этом, я отделывался трафаретным: ‒ «Еще не созрел». Однажды, когда, мне сурово заметили, что я не могу оставаться в институте, будучи единственным студентом вне комсомола, я пришел домой абсолютно подавленным, а в голове кружился вопрос: «Неужели я не буду врачом?».
Папа не возвращался к нашей беседе, что придавало особую святость этой тайне. Пройдут году, и я уже сам разберусь в кровавой истории большевизма, но урок папы стал частью моей подсознательной жизни, как дыхание и кровообращение. В частности, я отвергал вероятность стать членом комсомола. Всякий раз, когда мне, студенту - медику, напоминали об этом, я отделывался трафаретным: ‒ «Еще не созрел». Однажды, когда, мне сурово заметили, что я не могу оставаться в институте, будучи единственным студентом вне комсомола, я пришел домой абсолютно подавленным, а в голове кружился вопрос: «Неужели я не буду врачом?».
|
Об альтернативе я не задумывался. Такова была гипнотизирующая сила отцовского заклинания. В 38 году , когда я узнал об «агрессии Финляндии против СССР» я впервые, кажется, подумал о лживости пропаганды: нападение маленькой страны на самую сильную в мире державу казалось мне нелепым. В тоже время, я не сомневался в гуманности акта «освобождения» народов Восточной Европы 39-40 гг. от фашистской агрессии.
В небе Одессы часто стали пролетать большие группы самолетов, по улицам проходили огромные колоны солдат. Пахло войной. |
Ровно месяц спустя после ее начала, 21 июля 1941 г., будучи во дворе, я услышал оглушающий свист, за котором последовал взрыв; сильно заложило уши. Я забежал в дом. Было темно от густой пыли; тяжело было дышать. Постепенно я увидел в стенах и на полу множество осколков. Папа был ранен.
Пароход "Ленин" Одесса 1941
|
Мы собирали вещи, для переезда к тете, я же был занят больше других… собирая осколки бомбы для своей коллекции. Я вообще коллекционировал все, что можно было: картонки от спичечных коробков, сигареты, монеты, марки и даже голубей. В Одессе, портовом городе, этим занимался каждый второй.
Мы готовились к эвакуации. Папе удалось достать билеты на пароход «Ленин». Мой дядя протестовал: румыны (наступавшие на южном фронте), дескать, наши торговые партнеры, благожелательны к евреям. Папа произнес вещие слова: «Мы не знаем, что |
будет с евреями, когда немцы придут и когда… уйдут». В разгоревшемся споре, папа в гневе порвал билеты на пароход…Пароход затонул недалеко от берега; спасшихся не было. Без лишних слов стали собираться.
|
В начале августа 1941 г. мы выехали на грузовой «полуторке». При выезде из города нас остановили: «Тревога, движение закрыто». Мы выгрузили кое- какие вещи и расположились на траве. Я с живым интересом наблюдал картину ночного боя с немецкой авиацией. Прожекторы брали в плен несколько немецких самолетов и стреляли из зениток. Белые облачки взрывов ложилась вокруг самолётов, как будто стараясь ненароком не задеть машину.
|
Так продолжалось много часов. Я незаметно заснул, так и не дождавшись увидеть сбитый фашистский самолет.
Подъехав к городу Николаев, мы увидели ужасающую картину пылающего города, захваченного немцами. Сделав петлю, мы добрались к Херсону, но немцы нас и там опередили. Настроение было паническим. Я был зажат узлами настолько, что не мог пошевелиться. Левая нога сильно болела, но я не смел жаловаться. Когда она онемела и стала чужой я сказал водителю, на что он ответил ‒ «Скоро попадем к немцам, там и скажешь». Немцы, как будто услышали: пролетел немецкий самолет. Он спикировал, едва не коснувшись наших тел…и пролетел дальше: то ли патроны были на исходе, то ли решил их не тратить на «мелочь». Мы заехали в небольшой лесок передохнуть. Все по - очереди растирали мою ногу, и она ожила.
Временами мы останавливались чтобы достать продукты и по нужде. Мы не знали едем ли по нашей территории или уже немецкой. Местные жители в ответ на эти вопросы разводили руками. Однажды, мы видели группу немцев под конвоем наших солдат и воспрянули духом. Спустя минуты услышали выстрелы, ‒ вероятно их прикончили.
Мы двигались на юг, и в Крыму расстались с грузовиком. Дальше ‒ на пароходе добрались до западного берега Кавказа.
Посадка на пароход запомнилась: сильные отталкивали тех, кто послабее, передавая детей и узлы с вещами над головами толпы. Люди в гневе швыряли соседские узлы в воду, захватывая территорию неудачника. Крики тех, кто остались в хвосте сливались с теми, кто пытался к ним пробраться через людской поток и все это заглушали тревожные гудки парохода, означавшие отчал.
С Кавказа начался последний этап эвакуации, уже на поездах. Добравшись до железнодорожной станции люди «обживались». Никто не знал, когда придет поезд, но оставались бы там, даже узнав, что ждать напрасно ‒ нам некуда было уходить с пожитками и детьми. Сколько глаз видел по обеим сторонам полотна сидели, лежали люди. Окрестные крестьяне продавали еду, на станции был кипяток.
Оглушительный свист паровоза прибывающего состава возникал неожиданно и начиналась «посадка» в товарные вагоны. Посадочный хаос и потасовка доказывали, что дружба, сложившаяся в дни совместного проживания, не способна преодолеть животные инстинкты.
Двигаясь на север, мы совершили несколько таких переходов. Мы не знали куда направляются эшелоны. Через несколько дней или недель нас высаживали на станции, и мы ждали новый состав. Потом ‒ очередная посадка, битва за место, а через 10-15 минут свисток паровоза, и почти одновременно с этим состав медленно трогался. Те, кто успели взобраться не торопились помочь менее удачливым внизу. Всякий раз я наблюдал отставших от поезда людей, отлучившихся за покупками; они кричали, размахивая руками, падали и опять бежали, пока не скрывались из вида. Так разлучались семьи, иногда (по рассказам очевидцев) навсегда… Подобная беда случилась и с моим дядей, который сумел найти нас спустя 2-3 недели на станции в Куйбышеве.
В товарных вагонах, как и в нашем грузовике, мы были плотно утрамбованы. Наши черные лица от угольного дыма паровоза, в смеси с дождем делали нас похожими на чучело.
Подъехав к городу Николаев, мы увидели ужасающую картину пылающего города, захваченного немцами. Сделав петлю, мы добрались к Херсону, но немцы нас и там опередили. Настроение было паническим. Я был зажат узлами настолько, что не мог пошевелиться. Левая нога сильно болела, но я не смел жаловаться. Когда она онемела и стала чужой я сказал водителю, на что он ответил ‒ «Скоро попадем к немцам, там и скажешь». Немцы, как будто услышали: пролетел немецкий самолет. Он спикировал, едва не коснувшись наших тел…и пролетел дальше: то ли патроны были на исходе, то ли решил их не тратить на «мелочь». Мы заехали в небольшой лесок передохнуть. Все по - очереди растирали мою ногу, и она ожила.
Временами мы останавливались чтобы достать продукты и по нужде. Мы не знали едем ли по нашей территории или уже немецкой. Местные жители в ответ на эти вопросы разводили руками. Однажды, мы видели группу немцев под конвоем наших солдат и воспрянули духом. Спустя минуты услышали выстрелы, ‒ вероятно их прикончили.
Мы двигались на юг, и в Крыму расстались с грузовиком. Дальше ‒ на пароходе добрались до западного берега Кавказа.
Посадка на пароход запомнилась: сильные отталкивали тех, кто послабее, передавая детей и узлы с вещами над головами толпы. Люди в гневе швыряли соседские узлы в воду, захватывая территорию неудачника. Крики тех, кто остались в хвосте сливались с теми, кто пытался к ним пробраться через людской поток и все это заглушали тревожные гудки парохода, означавшие отчал.
С Кавказа начался последний этап эвакуации, уже на поездах. Добравшись до железнодорожной станции люди «обживались». Никто не знал, когда придет поезд, но оставались бы там, даже узнав, что ждать напрасно ‒ нам некуда было уходить с пожитками и детьми. Сколько глаз видел по обеим сторонам полотна сидели, лежали люди. Окрестные крестьяне продавали еду, на станции был кипяток.
Оглушительный свист паровоза прибывающего состава возникал неожиданно и начиналась «посадка» в товарные вагоны. Посадочный хаос и потасовка доказывали, что дружба, сложившаяся в дни совместного проживания, не способна преодолеть животные инстинкты.
Двигаясь на север, мы совершили несколько таких переходов. Мы не знали куда направляются эшелоны. Через несколько дней или недель нас высаживали на станции, и мы ждали новый состав. Потом ‒ очередная посадка, битва за место, а через 10-15 минут свисток паровоза, и почти одновременно с этим состав медленно трогался. Те, кто успели взобраться не торопились помочь менее удачливым внизу. Всякий раз я наблюдал отставших от поезда людей, отлучившихся за покупками; они кричали, размахивая руками, падали и опять бежали, пока не скрывались из вида. Так разлучались семьи, иногда (по рассказам очевидцев) навсегда… Подобная беда случилась и с моим дядей, который сумел найти нас спустя 2-3 недели на станции в Куйбышеве.
В товарных вагонах, как и в нашем грузовике, мы были плотно утрамбованы. Наши черные лица от угольного дыма паровоза, в смеси с дождем делали нас похожими на чучело.
Куйбышев 1941
|
Иногда местные жители кидали нам овощи или хлеб, а однажды подарок от чистого сердца – подсолнух, расквасил в кровь мое лицо и надолго.
В Куйбышеве мы ехали в пассажирском поезде ‒ мы были в тылу и, в первые с начала войны, увидели свет в зданиях. Спали на полках, всегда была вода и кипяток. Все это, наряду с туалетной, казалось сказкой. Через 5 дней, в конце сентября 1941г мы уже жили на вокзальной пощади среди сотен беженцев. |
Узбекский дом
|
Через 10-15 дней поселились в глинобитной комнате, в узбекском дворе. Нас было семеро, спали на глиняном полу «валетом». По утрам, когда мы складывали постель, можно было занести со двора маленький стол, и тогда мы ели как графы, за столом! У входа в комнату была железная печурка (мангалка); ее кое - как состыкованные трубы выводили газ во двор, как оказалось, ‒ частично…Однажды меня забрали больницу в связи с тяжелым отравлением угарным газом.
|
Папа нашел работу: сторожил дрова для отопления какого-то учреждения. Иногда сторожить приходилось мне, так как у него была другая работа. Регулярно в мою смену приходили люди, и, получив пару тумаков в живот, я смиренно наблюдал, как они уносят топливо. Мне было уже 12. Я гордился тем, что помогаю папе и скрывал свои побои, пока синяки на моем теле не открыли истину. Спустя год у нас появилось лучшее жилье, я пошел в школу, сестра получила работу по специальности.
Эвакуация закончилась, начались нелёгкие будни военного периода.
Эвакуация закончилась, начались нелёгкие будни военного периода.
